Вернуться к оглавлению
Вернуться к предыдущей главе Перейти к следующей главе


ЧАСТЬ I.
 
ГЛАВА 1.2.  ИЗ ТЕБЕРДЫ В АРХЫЗ

         К участию в экспедиции в Архыз я привлек своего приятеля и сослуживца Н.И.Иванова, также как я бывшего молодым научным работником- астрономом, и также горевшего интересом к географическим исследованиям. Другим моим спутником пожелал быть В.И.Никольский, студент ВТУЗ'а. Наша экспедиция имела моральную поддержку Московского Дома Ученых, но все расходы мы должны были взять на себя, а наша финансовая база была крайне слаба. В те годы молодые научные работники получали 40-60 рублей и месяц, а бюджет студента был еще ниже. Поэтому нам предстояла строжайшая экономия в расходах на транспорт и на еду и это красной нитью прошло через все наши планы маршрутов и впечатления. В основном мы предполагали питаться кашей и самодельными галетами вместо хлеба. Хотя от последних в конце концов у нас выскочили все пломбы во рту и зубы едва уцелели, но галеты не требовали печения на месте, а, главное, меньше весили за плечами, чем свежий хлеб.
         Наши приключения начались гораздо раньше чем мы ожидали. Так как у нас было много багажа и снаряжения, то мы заранее осведомились в поезде у проводника, когда будет станция Невинномысская, где надлежало делать пересадку на Баталпашинск. Проводник сказал, что это будет вторая остановка. Наш вагон был последним, в хвосте поезда и останавливался далеко от станционных зданий. Мы кончили упаковываться, когда поезд уже остановился на этой второй остановке и мы, бросились к выходу. По тут навстречу нам в вагоны ринулась толпа баб с мешками.
         Раздался второй звонок и, бросив портплед на произвол Судьбы ,мне пришлось пробивать себе дорогу чемоданом в качестве тарана. Поезд трогается и прибавляет хода. Вижу, как чья-то добрая рука вышвыривает из тамбура мой портплед, падающий на голову какой-то бабе. Вдали появляется англоподобная фигура Иванова (в белом костюме с ружьем) - он соскочил с вещами на ходу.
         Отчего же так мало стоял поезд?!
         Собрав пожитки мы тащимся к станции. Постепенно нас окружают местные жители и извозчики, строящие вслух предположения о том кто мы такие и громко нас критикуют. Кто-то насмешливо обозвал Иванова "вооруженной силой". Я высказываю Иванову предположение, что мы выскочили не на той станции где надо. Действительно, - вопрос, взгляд на вывеску вокзала, к которому мы приблизились, - и все сомнения отпадают. Ошибся ли проводник, иди поезд сделал лишнюю остановку, только мы попали не на Невинномысскую, а на Богословскую. ..
         Стараясь скрыть свою сконфуженность, мы стали справляться о поездах до "Невинки" и узнали, что они будут только ночью. К счастью, до Невинки оказалось только 12 км и за два рубля нас берутся отвезти туда на тачанке.
         Поездка степью вдоль Кубани при свежей ветерке, доставила одно удовольствие, хотя и начала уже выводить нас за пределы сметы.
         В Невинке в пустующем здании школы мы дождались Никольского, который героем доделал в Москве все оставленные на него дела по окончанию снаряжения и привез палатку, два ящика доморощенных галет и все остальное.
         Утром мы выехали в Баталпашинск, или интимно "Пашинку". Станция и сейчас носит это наименование, а сам город называется теперь уже Черкесском. Странным образом, эта бывшая казачья станица получила свое название в память о Батал-паше, турецком генерале, разбитом здесь и взятом в плен русскими войсками в 1790 году.
         Поезд медленно ползет вперед, а иногда и назад, вдоль Кубани. У ногайского аула и станции Ураковской среди ногаек-торговок незрелыми абрикосами, мое внимание привлекла одна, недурная, моложавая, выделявшаяся своим совсем не ногайским типом. Кто-то из поезда заговорил с ней по карачаевски и выяснилось, что она не только карачаевка, но и Крым Шамхалова. Очевидно, социальная дифференциация этого обширного княжеского рода зашла уже далеко и вот одна его представительница живет среди ногайцев и выручает мелкий доход со своего сада.
         Поезд дошел до самого Баталпашинска, а в предыдущем году, он да города не доходил к нас ссаживали в степи, куда наезжало много кубанских казаков в белых широкополых войлочных шляпах. Хлопая кнутами они предлагали пассажирам ехать дальше до Баталпашинска и в Теберду на линейках или тачанках. Теперь же в Теберду можно было проехать уже на автобусе. В Теберде я снял для нас комнату у своего прежнего хозяина, карачаевца кузнеца Каракши за полтора рубля в сутки - против прежнего года наплыв приезжих вызвал удвоение цен. Можно отметить, что кузнец на курорте был одним из немногих карачаевцев имевших две жены, причем старшую на них, высохшую и злую, почему-то звали Сергей!
         В Теберде нам пришлось прожить четыре дня, заканчивая подготовку к экспедиции и разыскивая продажного осла для вьюка. Такового мы не нашли и один из моих старых знакомых, толстый и важный, но очень опытный проводник, Шугай Касаев свел нас со славный старичком, носившим звучное имя Кунак-Селим-Гирей Калаханов. Его он рекомендовал нам как "николаевского", т.е. еще дореволюционного проводника.
         Мы сговорились с Кунаком, что он на своей лошади доставит нам багаж, весом до 4 пудов (64кг) до Архыза за 25 рублей, независимо от того, сколько дней это займет. А надо оказать, что,при обычной цене на проводника с лошадью 8 рублей в день, мы рисковали в случае плохой погоды дойти через три перевала до Архыза не за три дня, а за 5 или 6 и вышли бы из сметы.
         29 июля Кунак явился к нам с кобылой и с жеребенком в 5 часов утра и, позавтракав, мы стали вьючиться. Груза вышло у нас пудов пять, но Кунак промолчал. Вьюк мастерили все вместе, но он вышел не очень-то удачным, так еще на ровной дороге и даже не доходя реки Муху, вьюк пополз набок. Эту неполадку у "николаевского проводника" при наличии лошади с хорошим седлом надо будет вспомнить, когда я буду описывать дальше наши путешествия с ишаком.
         Путь и Архыз из Теберды мы выбрали для начала самый легкий с тем, чтобы обратно с облегченным грузом вернуться вдоль главного хребта. Речка Муху, которую часто называют неправильно Муха, впадает в Теберду в начале курорта и ее ущелье мягко и очень живописно. У ее устья находятся обширные каменные развалины аула, приписываемого абазинцам, жившим здесь лет 300 назад. По преданию, которое слышал Кунак, аул вымер от какой-то болезни "эллини". Вероятно это была чума.
         Удобная аробная дорога по Муху шла раньше очень недалеко, - только до кустарного скипидарного-дегтярного заводика (впоследствии упраздненного), но в 1927г. ее продолжили далее в зону альпийских лугов до строящейся сыроварни. Чудные луга Муху уже беднели цветами. Сыроварня строится среди развалин другого аула, который был основан когда-то выходцами из аула Джемагат. Развалины этого аула видны у устья Джимагата при его впадении в Теберду. Здесь, на Муху, население также вымерло от болезни, но уже от "Орус-Биляри", т.е. от тифа, в середине XIXв. Действительно эти развалины много моложе нижних Мухинских и среди них видны заросшие арыки. Местоположение аула в зоне альпийских лугов необычайно высоко для карачаевских аулов, из которых все известные мне стоят в долинах и возле леса, если только он не уничтожен уже самими жителями. Может быть прошлое этого аула, неупоминаемого в литературе, было описано нам неверно и потому, что везде в Карачае я видел только деревянные дома. Даже коши пастухов в горах, находящиеся среди осыпей и скал, делаются обычно из бревен, притаскиваемых издалека, а не из камней.
         В ущелье Муху еще давно А.П.Герасимовым были найдены медная руда и пирит, а мне попадались тонкие прослойки каменного угля.
         У Нижних Мухинских кошей мы отдыхали и пили сливки и айран, - особый вид кислого молока, который русские называют здесь часто "арьяном". Не доходя кошей в Муху впадает Азгек, куда для знакомства с горными озерами водили плановые экскурсии.
         Дальше по самой Муху редко кто ходил и поэтому в кошах меня узнали по моему посещению этих мест в предыдущем году. Левее дороги на перевал, которой, как таковой, впрочем нет, находятся легко доступные Мухинские озера. Подъем на перевал высотою 2744м по альпийскому лугу очень легок.
         Возле кошей в Муху с юга впадает под прямым углом ручей одинаковой мощности с главным у подножия красноватой скалы, называемой в перевале "Филин". Он вытекает из красивого синего озера, лежащего в котловине среди красных осыпей.
         Хребет Ак, кончающийся на севере упоминавшейся выше горной группой Азгека, я упирающийся на юге в главный хребет, окружен целым кольцом горных озер. Такие озера очень редки на восточном Кавказе, а в бассейне Теберды мы встречаем максимум их плотности для Кавказа вообще. Ето небольшие озера т.н. моренного и карового происхождения. От озер Хатипары, в системе хребта Ак, непрерывной цепью идут озера Муху, Азгека, Малой и Большой Марки, Бадука и Хаджибея. С перевала и с вершинки 2760м левее него, сложенной из сланцев, открывается хороший вид на долину Муху, хребты Канделляр-ляр, Кашкаджар, Казалыбек и по-видимому на Рынджи Аге (в виде снежного конуса за Казалыбеком). В другую сторону виден острый гребень, отделяющий ущелье Большой Марки от ущелья Хасаута и долину Малой Марки, по которой среди альпийских лугов серебряной лентой вьется речка. За кажущимся издали неприступным хребтом Кизыл Ауша, лежащем на нашем пути, видны снежная вершина Марух Баши и черная Карая Кая главного хребта. Наиболее внушительную картину представляют светлосерые гранитные отроги мощного горного узла в боковом хребте Ак, разделяющем бассейны Теберды и Хасаута. Главной в нем является вершина 3767м, уступающая по высоте немногим вершинам главного хребта. В соседнем с ней ущельях есть целый ряд ледников, но в силу иных условий менее крупных чем на главном хребте. Эти ледники и леднички спадают ко всем ущельям левых притоков Теберды и к Большой Марке и, в меньшей степени, к балкам верховья Хасаута.
         По моим наблюдениям главная часть осадков в бассейн Теберды приносится через ущелье Муху с запада. Богатые влагой западные районы, Зеленчука и Лабы осаждают пары на востоке на хребте Ак и дальше в Большой Карачай их попадает уже мало. Этим я объясняю резкую смену ксерофитной растительности на гидрофильную, отмеченную проф. Бушем при переходе из Большого Карачая в бассейн Теберды.
         Дореволюционный турист Шуровский, прошедший нашим путем на Теберды в Архыз, упоминал какой-то ледник в верховьях Муху. Такого ледника но существует. Я обошел ранее все истоки Муху и кроме небольших пятен снега в них ничего не нашел. Под вершиной 3727м висят два небольших ледничка, но они питают истоки Малой Мрки, а не Муху.
         Спуск на Малую Марку о перевала легкий и между верхними и нижними кошами есть мостик через нее, за которым вскоре начинается сосновый лес и в нем тропа круто спускается по камням и корням. Вскоре тропа выходит к месту впадения Малой Марки в Большую, где также есть мост, а вблизи него поляна о кошами. За ними снова начинается лес, в основном сосновый, и снова встречаются коши. Здесь Кунак встретил своего племянника, предлагавшего нам у него заночевать, но я предложил идти дальше до единственной на пути полянки у реки где, не доходя 1 км до аула, можно поставить палатку. Здесь спуск по очень узкому ущелью Б.Марки идет косогорами в лесу, то поднимаясь, то опускаясь против красивых красных скал на другом берегу, сложенных из сланцев.
         Наконец, крутой спуск приводит к отвесной скале, о которую с ревом и брызгами ударяется река и круто сворачивает вправо. Здесь опять был хороший мост и тропа переходит на каменистый грунт вдоль берега.
         Однако, через пол-километра после моста река бьет в тропу и почти заливает ее, справа же тропу стискивает высокая черная скала. Насыпанные камни и бревна позволили преодолеть это место, тогда как в предыдущем году это место на глубину 70см было залито стремительно несущейся водой и брод через нее был сопряжен о некоторым риском. Метров через сто мы вышли на указанную мной полянку и едва-едва успели засветло поставить палатку и разнести костер. Наш Кунак за день сплошной ходьбы видимо устал, но несмотря на свои 66 лет шел молодцом. Из соображений охраны вверившихся ему путников, он лег спать вне палатки. Но перед этим произошел комичный инцидент. Иванов, сидевший в бурке у костра с трубкой в зубах и впервые попавший на Кавказ, заметил поодаль во мраке ночи два блеснувших зеленоватых огонька. Вглядевшись, он заметил, что они блеснули в новом месте. Тогда быстро зарядив свою новую берданку пулей он смело направил ее на предполагаемого волка с горящими глазами и крикнул нам об опасности. Однако это оказались безобидные летающие светляки, вскоре во множестве засверкавшие вокруг. На редкость теплая ночь в этом тесном ущелье, тлеющие угли костра, луна, льющая мягкий свет сквозь сосны и порхающие огоньки были полны очарования и такой чудесной ночи мы больше уже не видели...
         Большая Марка - единственное значительное ущелье перпендикулярное к долине Хасаута, названной на карте Аксаутом. Выше по его течению есть, тоже справа, ущелье Теберды, поменьше, а на левом склоне, отделяющем Хасаут от Маруха, их совсем нет. Вода в Хасауте, текущем довольно прямолинейно от Джеловчатского и Хасаутского ледников, крупнейших к западу от Эльбруса, мутная зеленовато-голубая. Этот цвет зависит от мельчавших частиц в которые ледники своим давлением и трением перемалывают камни. Кунак уверял, что Хасаут отличается чудной, сладкой водой, но мы этого не нашли. Довольно широкая и почти безлесная здесь долина Хасаута уже Тебердинской, но характер их рек одинаков.
         Через четверть часа по выходе из лагеря мы вступили в аул Кзыл Доут или Красный Карачай, основанный в 1918 году выходцами из аула Доут.
         В ауле было 270 дворов, но людей видно было мало, так как большинство их находилось в горных кошах . Из аула и соседних с ним мест главный хребет не виден, а видна только группа. Мысты Баши в виде высоких серых громад подернутых снегом. Нередко русские авторы и карты спорили, как называются ущелье и реки: Аксаут, Хасаут или Схават. Мы узнали, что Схаватом называют пересекавшееся нами урочище ущелья Хасаут, но установить откуда и докуда тянется Схават о надежностью не удалось.
         Не задерживаясь в ауле, мы прошли влево к мосту через Хасаут, на сотню метров выше устья Б.Марки. Ниже ее впадения есть другой мост.
         Перейдя на левый берег Хасаута мы пошли целиной по прекрасным сенокосным лугам, с разнообразными цветами. Бабочки и шмели порхали над ними в изобилии. День был чудесный. Попадались однако, заболоченные места с типичной для них жесткой и кочковатой травой.
         Почти тотчас после моста на левом берегу и, преимущественно, на начале склонов, начались обширные каменные развалины, сперва в виде груд камней, а затем и стен, иногда хорошо сохранившихся. Среди них, кое где прямо из стен росли гигантские сосны. Но подсчету колец на некоторых пнях внутри развалин мы установили, что этим деревьям 200-250 лет и что аул был еще старше. Об этих развалинах, также до сих пор еще не упомянутых а литературе, Кунак сказал, что им 500-1000 лет: "Кто говорит греки жили. Карачай не жил. Русский не жил". Именно среди этих развалин на Схавате и начался подъем на перевал к Маруху, прямо по склону. Этот левый склон Хасаута богаче лесом чем правый. На последнем почти выше леса высятся красноватые обрывы гребня отделяющего его от Б.Марки. Сейчас же после развалин тропа переходит ручей по мостику, а дальше, Кунак по-видимому скосил и под углом вышел на вторую (верхнюю) тропу, помеченную на карте идущей от моста, ныне не существующего. Слегка извиваясь, тропа поднимается очень круто то по левому берегу другого ручья, южнее, непомеченному на карте, то по острому гребню между двумя ручьями. Она идет среди соснового леса, в котором встречаются отдельные, но очень мощные березы. Этот утомительный подъем составляет одну треть от всего подъема. У границы леса открылся вид на Хасаут и упоминавшуюся вершину 3727м в истоках Б.Марки и Бадука.
         Здесь мы увидели коши, от которых тропа, часто исчезая, сворачивает влево и идет по альпийским лугам вверх. Так как перевал с подъема ни разу не виден, то идти без проводника было бы трудновато. На этом хребте, сложенном из кремнистых сланцев, заметных вершин нет и снега тоже почти нет.
         Местность возле кошей называется Улба-чат. Чат - означает "место". По объяснению Кунака, название Улба дано потому, что когда-то, очень давно, столетия назад, здесь был похоронен какой-то человек. Следовало бы поискать, нет ли тут древнего могильника.
         Возле кошей мы встретили Магомета Опоева из Усть Джегутинской, направлявшегося в свой кош на Рыбных озерах, через которые нам предстояло пройти. Он был верхом и гнал вьючного ишака.
         Поразительна черезполосица аулов, которым принадлежат коши и с ней мы не раз встретимся и дальше. Вы встретите кош низовых аулов, рядом кош горных аулов, потом дальше коши тех же самых низовых аулов и т.д.. Чем это объясняется, никто толком объяснить мне не мог.
         После кошей тропа шла на протяжении двух км огибая отроги по очень крутому травянистому и потравленному скотом склону, обрывающемуся почти до самой долины Хасаута. На наш перевал Чегет Чат (Лесное место), показанный, но не названный на карте и не имеющий отметки высоты, тропа вышла с севера, метров на 15 выше едва заметной издали седловины ровного хребта. Никольский отбившись от нас, вышел на хребет много позже на 2км севернее и за это самовольство получил справедливый упрек от Кунака. Из-за того что с ним были карты, мы не могли точно установить, какие вершины главного хребта видны с перевала, с него их видно мало от Белалакаи до Кара-каи, а ущелье Маруха загорожено левым склоном ручья Чегет-Чат, стекающего в Марух из снеговой лужи под перевалом.
         С перевала Чегет-Чат видны Мухинский перевал и тропа с него по М.Марке, Хасаутский хребет, истоки Марки, Киндыргад, Кашкаджар и соседние хребты. Вершина 3079м южнее перевала ничем не интересна, как и сам перевал, который мы назвали Чегет-Чат I, так как потом оказалось, что один из перевалов о Кизгыша на Софью тоже называется Чегет-Чат. Его мы обозначили как Чегет-Чат II. Вероятно в Карачае ноемало есть и других Чегет-Чат'ов ("Лесных мест"). Вполне возможно, что иногда, лишь в ответ на приставания русских путешественников и топографов, местные жители придумывают названия для безымянных мест, либо говорят о них описательно, а слушатели принимают описание за общепринятое наименование. Во многих случаях отличить одно от другого не могли ни наши предшественники, ни мы, но наших предшественников это не смущало.
         Высота перевала Чегет-Чат II по нашим измерениям составляет 2812м и, ввиду крутизны склонов этого хребта и отсутствия в нем ущелий, подъем на него весьма скучен и утомителен. Чегет-Чат (I) не помечен на более доступной для туристов пятиверстной карте (2км в см), но там помечен соседний к югу перевал Кзыл Ауш, который Кунак назвал более трудным для лошади (на пятиверстовой карте урочищем Кизыл Ауш неверно названа более северная часть этого хребта). Он должен быть интереснее, т.к. лежит вблизи снежной вершины и ледничков вершин Кизыл-Ауш - Дуппур и Мысты Баши.
         Верхняя часть балки - истока ручья Чегет-Чат представляет пологий, травянистый трог - т.е. корытообразное углубление в склоне когда-то выпаханное висячим ледничком. Спуск к ручью далее шел по осыпающейся тропе, где лошади мучились еще больше чем мы, больше чем на спуске в лесу по М.Марке. После этого спуска, перейдя ручей, мы попали в кош на левом берегу, принадлежащий осетину из очень далекого аула Георгиевско-Осетинского на Кубани. Перекусив здесь, мы пошли без троп косогорами. Лишь с начала соснового леса началась ясная тропа головоломно опускающаяся по гребню, отделяющему Чегет-Чат от какого-то ручья справа. Среди массы бурелома преграждающего дорогу, по корням лошади спускались каким-то чудом и в дождь, или после дождя, когда скользко, благополучный спуск едва ли тут возможен.
         На левом склоне Чегет-Чата лес лиственный. Спустившись в Марухскую долину мы перешли Чегет-Чат, высохшее русло и ручеек по чудным сенокосным полям возле скал, где тропа в них потерялась. Цветы были здесь высотой по пояс. Особенно хороши были гигантские лиловые водосборы, похожие на колокольчики. Зонтичные растения раскинули свои зеленые или белые зонтики на высоте груди. Это приятное впечатление однако сильно омрачала сырость под ногами, - луга густо перемежались с болотами, занимающими половину долины. Через болота текли серые, пенящиеся протоки Маруха. Леса в долине здесь никакого нет, и на склонах его немногим больше. В целом, крайне сырой, болотистый и травяной Марух произвел на нас преунылое впечатление, тем более, что даже и главный хребет отсюда практически не был виден.
         Не доходя пустых зимних кошей мы опять встречали развалины каких-то древних поселений не упоминаемых в литературе. Кладка стен была такая же грубая как и у Хасаутских развалин.
         Принимая во внимание, что развалины встреченные нами в двух местах на Муху, на Хасауте, на Марухе, а затем на Архызе и Зеленчуке все были каменные и однотипные, всегда более далекие от русла рек чем карачаевские аулы, состоящие яз деревянных саклей, я думаю, что они все примерно одной эпохи. Вероятно они принадлежали одному народу, принявшему греческую, вернее византийскую культуру, или по крайней мере, принявшие православие под греческим влиянием. Во всяком случае, среди развалин на Зеленчуке и в Архызе есть остатки христианских храмов и погребений, о чем я еще расскажу дальше. Пройдя через зимние коши, мы сейчас же перешли мост и пошли по левому берегу обратно. Он много уже правого и над ним, выше долины, сосен меньше чем на правом склоне. В сумерки с трудом мы нашли косогор посуше для палатки, которую мешала ставить высоченная трава. Немного выше стоял пустой кош, который наши горцы Кунак и Магомет, не долго думая, стали разбирать на костер, так как в долине никакого топлива не было.
         Хотя ночь была холодновата (14°), опять летали светляки, которые Кунак в прошлый раз назвал Шайтан-кобелек (чертова бабочка или чертов мотылек). Теперь же он их назвал почему-то "Целтрау комжах". Позднее мне говорили, что "Шайтан-кобелек" не существует, а есть "элю кобелек", и что целтрау-комжах какое-то другое, но светящееся насекомое. Этот пример показывает как трудно было выяснять карачаевские представления по зоологии выходящие за рамки скотоводства или охоты.
         На другой день, встав в 4 утра мы доели свою кашу и вышли. Несмотря на ранний час было жарко, как и накануне. Таких теплых дней за весь август не было больше и в помине: 14° в 6 утра, на верхней границе леса 26° и даже на перевале 17° в 8 утра. Идя по дугам, мы сразу промочили брюки до пояса в росистой траве. Главную красоту подъема на левый склон Маруха составляет вид на маячащую сзади вершину Кзыл-Ауш-Дуппур. Она темно-серая с прожилками снега и на ее западном склоне висит небольшой квадратный каровый ледник, т.е. ледник образовавшийся от слежавшегося снега в корытообразном углублении. Другой ледничок, помеченный на пятиверстной карте, но был виден. Кунак повел нас на безымянный по карте перевал находящийся к северу от вершины 981м, названной Кунаком Кара-Бек. Ее верхушка состоит по-видимому из красноватых сланцев, как и другие пересеченные нами поперечные хребты, тогда как главный хребет и группа в верховьях Б.Марки, Бадука и т.д. состоят из изверженных пород. Подъем по часто теряющейся тропе очень недолго шел лесом, потом, минуя кош, около границы леса и по гребню. Справа, довольно далеко, была балка в которой лес (сосны) поднимался выше метров на 70. Тут подъем пошел сильно потравленными лугами, не очень круто, на довольно утомительно. Перевал был виден ясно, а от него влево лежали небольшие полоски снега. На перевале, высоту которого мы определили в 2590м, мы отдыхали и много с него не увидели. Хорошо видна только лежащая под ним котловина Рыбных озер или Рыбных ручьев. Слева ее окружает гребень цирка с осыпями и небольшими снежинками. На западе, среди сочных и ярких красок изрезанной холмами котловины, красиво выделяются сосновые и березовые рощи, а за ними видны горы левого берега Зеленчука и в дымке, подернутый снегом хребет Ибишира - Ахуба, окаймляющий с севера долину Архыза. Левее перевала стоит легко доступная вершина 9282 фута = 2828м, на которой виден тригонометрический знак. Такие знаки ставят геодезисты, визируя свои угломерные инструменты с вершины на вершину, чтобы измеряя углы, потом путем вычисления найти относительные высоты и расстояния между вершинами.
         С перевала начался приятный, пологий спуск по альпийским лугам, где ниже разбросано много кошей. Котловина многочисленных мелких Рыбных озер, заполняющих кары, где раньше находились небольшие каровые леднички, иначе западный цирк хребта Морг Сырты, имеет сложный рельеф. Котловина состоит, во-первых из нескольких меньших цирков, как бы отсеков, разгороженных хребтиками, так что весь большой цирк полностью ни откуда не виден. Во-вторых, кары, из которых часть еще занята озерками, а часть их уже лишилась (озера прорвались и вытекли вниз) образуют каровые лестницы. По мере отступания древних ледников с уменьшением оледенения, причем отступание шло скачками, под действием льда образовывались сначала нижние кары, потом все более высокие. Наиболее показательны каровые лестницы, где нижний кар стал ровным лугом, выше расположен кар, занятый болотцем, еще выше - озером и еще выше - деятельным еще ледничком. Ручьи из верхних каров, стекая по обрывам в нижние, часто образуют водопады. На западном Кавказе каровые лестницы выражены наиболее четко на западном склоне Морг Сырты и на северном склоне Абиширы Ахубы, который мы посетили в следующем году, однако ни там, ни тут ледников уже не осталось, но озер много. Отроги краев меньших цирков вынудили нас пять раз подниматься внутри котловин на промежуточные перевальчики, высотой метров по 50, прежде чем мы достигли последнего из них. Однако перед этим, мы подошли к большой группе кошей, где сидела группа карачаевцев торговавшихся с грузином, закупавшим овец для Сухумских кооперативов и которых он собирался переправлять через Марухский перевал.
         Около других кошей мы развьючили лошадь, отдыхали и закусывали. Собралась толпа человек в 20 женщин и детей с интересом наблюдавших как это мы делаем. Мой небольшой запас неснятых кассет к фотоаппарату кончился и я захотел рискнуть перезарядить кассеты, для этого я пригнулся и попросил своих спутников накрыть меня бурками для создания темноты. Мгновенно всю толпу карачаевцев как ветром сдуло. Они отбежали на почтительное расстояние или спрятались за кош. Кунак пробовал нас уверить, будто они подумали, что я хочу спать, и потому ушли чтобы не мешать. Однако потом беглецы сами признались, что они полагали, будто я накрываюсь, чтобы заняться под бурками черной магией с целью навести на них порчу...
         Пока я вылезал из под бурок, к нам подъехала небольшая кавалькада всадников, оказавшихся ботаниками, изучающими здешние луга. Проводник этой экспедиции Муса Татаркулов произвел на меня сильнейшее впечатление. Я, как сейчас, вижу его на коне в донельзя заплатанной черкеске и в такой же драной и пестрой от латок шапке, с большим кинжалом и с карабином за плечами. Хороши были и его орлиный нос и орлиный взгляд.
         Когда мы вышли после этой встречи на последний внутренний перевальчик, тут-то Кунак и воскликнул махая шапкой: "Архыз - город, Архыз!" и мы увидели внизу в сплошном море темно-зеленого леса домики и вьющиеся из них струйки дыма.
         В 50-х г.г. кто-то придумал, будто Архыз происходит от карачаевских слов ары и хыз, что означало бы "красивая девушка". Это словопроизводство многим импонирует, но не соответствует действительности. В прежнее время на картах река именовалась Иркызом.
         Мы начали последний крутой спуск по красивому смешанному лесу, где, наконец, стало попадаться много пихт, которых после Теберды мы не видели. В этот момент нахмурившееся небо стало ронять дождевые капли, загремело в горах, но нас помочило немного этим лесом, по правому склону Ревунка, образованного слиянием Рыбных ручьев, мы и опустились до правого берега Зеленчука. Перейдя Ревунок и еще какой-то ручей пошли по широкой, гладкой дороге в парковом, сосновом и пихтовой лесу. По дороге прошли несколько полян и на одной из них, среди леса, встретили курганы сложенные из камней. Некоторые из них сверху были раскопаны. "Кто-то там чего-то искал" - пояснил Кунак. Это были плоды археологических раскопок.
Через Зкм от Ревунка мы вышли к мосту через красивый, пенящийся, бирюзово-зеленый Зеленчук и, перейдя мост, сразу оказались на площади аула.

Вернуться к оглавлению
Вернуться к предыдущей главе Перейти к следующей главе