Вернуться к оглавлению

Вернуться к предыдущей главе

Перейти к следующей главе

ЧАСТЬ II.

ГЛАВА 2.4.  ТАЙНЫ ДУРНОГО УЩЕЛЬЯ

На следующий день нам предстояло пройти всего 6 км до устья Аманауза, главного притока Псыша (слева), где на поляне его левого берега нас должен был ждать Абдула с продовольствием. Для облегчения встречи он обещал развести большой костер. Поэтому мы не спешили с выходом. День был столь же солнечный и жаркий как и предыдущие, но наслаждаться им мешали мухи и слепни.          В два часа дня мы вышли, с сильно облегчившимися рюкзаками, так как продовольствие, выдававшееся по уменьшенному рациону, кончилось совсем, за поляной у реки мы вскоре нашли начало тропы, более ясной, чем в прошлом году. Она держится близ реки и против восточного языка двухрукавного Пшишского ледника вступает на русло, с которого почти и не сходит до самого Аманауза. Лишь за 1 1/2 км до него она забирает выше по елово- пихтовому лесу, выходя на Аманауз на 1 км выше его устья.          Идя по руслу, мы нашли следы лошади, ишака, босого человека и человека в обуви с каблуком (вероятно топографа) и этих следов держались. Кроме них, на мягком сыром песке мы нашли множество следов ланок, серн и медведей. Один след принадлежал кунице или норке и один - волку. Я их измерил и зарисовал. В этом подлинно зверином царстве многие следы были совсем свежи, но самих зверей увидеть не удавалось.          Аманауз близ устья течет в крайне широком русле, меняя его ежегодно. Дельта имеет ширину около 1 км. Прошлый год главные рукава серой воды неслись по галечным отмелям. В этом году они свернули на юг и рвались прямо по лесу, среди папоротников, елей и пихт. На другом берегу мы увидели огромный столб дыма и по направлению к нему перебрались через десяток лесных и галечных проток по стволам деревьев и камням, почти не промочив ног. В лесу возле берега мы увидели несколько гигантских пихт сваленных бурей друг на друга. Их исполинские корни были охвачены пламенем и дымом, образуя костер метров в 5 высотой. Пробравшись к нему через завалы мы безрезультатно стали звать Абдулу. Тогда мы отправились на поиски условленной поляны, которую в прошлой году мы, как думали, просмотрели. Не нашли мы ее у Аманауза и теперь, и только уже свернув к Псышу я нашел в 1 км от Аманауза знакомую поляну, по которой идет Псышская тропа. Вскоре вблизи нее среди кустов мы нашли бурку, под ней седло, галеты, гречиху и записку Абдулы. Разбирал я эти каракули минут 5 и репетиции в ауле помогли. Записка читалась так:                          улоша пашел я ео найду                          как найду так вернииом, что означало: "Моя лошадь ушла (сбежала) и я пошел ее искать. Как только я ее найду, так вернусь назад".          Невдалеке от вещей дымилась изнутри сломанная пустостволая пихта, а рядом, тоже изнутри, другая пихта, поваленная на свою живую соседку. Отсюда к упоминавшемуся костру тянулся целый ряд курящихся пихт - знаков Абдулы, видимо не боявшегося учинить лесной пожар. К вечеру мы тут устроились и с вожделением принялись варить кашу, но оказалось, что соли хватит только на день. Для того чтобы Абдула нас нашел, мы развели отдельно большой костер. Любопытно отметить, что весь вечер, как и в прошлом году, на Аманаузе на нас все время сверху сыпались какие-то мелкие паучки. Этому паучковому граду казалось конца не будет...          Абдулы мы не дождались и утром и, оставив ему записку, а десятом часу вышли с целью поближе осмотреть удивительный по карте, узкий и подковообразный ледник Аманауза, до которого так и не добрались в прошлом году. Помня ужасы путешествия через чащу по левому берегу, мы решили пробираться по правому, но сначала пошли по тропке левого берега, но, усомнившись, с нее вернулись, думая, что она ведет к вырубке. Позднее Абдула сказал, что здесь недавно абхазцы прогнали на Псыш своих овец и коз, которых они нелегально пасли на обширном высокогорье между низовьями Аманауза и Дукки - в местах, где карачаевских кошей нет.          Итак, мы переправились на правый берег и, держась его возможно ближе, полезли вверх. Но скоро реку стиснуло и пришлось опять продираться сквозь кусты на склон, чтобы пройти выше обрывов. Аманауз Псышский - действительно "Скверное ущелье", не то что Аманауз Тебердинский. Он от самых истоков почти до устья завален ужаснейшими осыпями и ни одной лужайки или альпийского луга на нем нет, так что мы лишь изредка блаженствовали, когда попадался снежный завал прикрывающий крупнейшую осыпь. На одной из них Никольский покатился вместе с камнями и ушибся, но снизиться существенно к реке из-за зарослей рододендронов и других кустов все же не удалось. Совершенно свежую осыпь потрясающей неустойчивости на другом берегу я описал по путешествию предыдущего года.          Из ущелья мы хорошо рассмотрели два северо-западных висячих ледника Пшиша, по склону которого мы собственно и шли. Их потоки слившись по красивому узкому коридору прорываются в Аманауз. Несколько дальше увидели и ледничок прилепившийся под самой вершиной, а под ним обнаружили новый голубой ледник в 1/2 км, непомеченный на карте. Из-под его левого языка падает небольшой водопад. Следующий голубой ледник опускается с хребта близко к реке и может быть назван теснинно- перворазрядным. Справа от него еще небольшой водопад. За ним свешиваются еще не один, как по карте, а два ледничка и уже за ними начинается интриговавший нас узкий и очень длинный, по карте подковообразный ледник хребта Псырь, замыкающий ущелье Аманауза. Абхазцы гоняли скот на Дукку по альпийским лугам мимо вершины 1473с (3142м), где хребет левого склона ровный. Леднички этого склона из ущелья не видны. Подняться на террасу к огромному леднику под вершиной 1572с (3354м) без альпинистической техники нельзя. С огромной террасы, примыкающей к треугольной вершине справа в щели падает крутой каскад.          Средняя часть хребта Псырс, замыкающая ущелье несколько выдается из главного хребта на север и перед ней лежит загораживающий ее вал - древняя морена. Казалось, что за ней возможен перевал в Абхазию. Ввиду позднего времени мы решили вернуться, а на другой день выйти сюда же пораньше и окончательно выяснить возможность перевала. Решение было принято не без колебаний, т.к. приходилось платить Абдуле за лишний день, в 3-й раз идти знакомой дорогой и два дня есть кашу без масла и без соли, чай пить без сахара и еще урезать галеты в пайке.          Обойдя теснину и выйди к снежному завалу под 1 водопадом реки я услышал свист и увидел на другом берегу Абдулу. Он перешел по снегу на нашу сторону и провел нас дальше левым берегом по неизвестной нам охотничьей тропе оказавшейся, впрочем, немногим лучше выбранного наш пути. Абдуле даже пришлось не раз прорубать кинжалом дорогу среди березняка над обрывами промытыми в диллювиальных отложениях. По дороге он показал нам следы медвежат и ланки, а также остатки своих старых охотничьих балаганов и костров. Свою лошадь он догнал только в ауле, в 20км отсюда и вернулся на ней только к 10 утра. На Аманауз он пришел в первый раз почему-то на сутки раньше условленного срока и через восточный отрог Пшиша спускался на р.Псыш, охотясь за сернами. В сотне шагов в них из берданки он не попал. Конечно, для такой охоты нужно было бы нарезное ружье. Наших следов на Псыше, когда Абдула пришел, еще не было. Абдула уверял, что в любой момент может подняться на Пшиш, считаемый нами неприступным, и, наоборот, считал недоступными г.Псыш, а также Софью. Относительно предполагаемого нами перевала через Псырс он сказал, что таковой неизвестен, но он допускает его существование, т.к. здесь из Абхазии приходят "белые медведи", а они "по плохой дороге не ходят".          На другое утро мы вышли в 6 1/2 утра и по холодку уже быстрее и легче прежней дорогой дошли до того места, где вчера повернули назад. Дальше 1 1/2 часа мы продолжали подниматься по осыпям и снеговым завалам по дну ущелья к, наконец, по старой морене пришли к отшлифованному каменному валу, который накануне мы приняли за перевал. Но теперь мы увидели, что перед нами не подковообразный ледник, а снежники и главный хребет находится за валом. Подъем на вал можно было сделать лишь правее середины. На валу мы оказались стоящими на переднем краю узкой котловины, образованной моренами, валом и гл. хребтом, выгибающимся здесь далеко к югу. Гребень его ровный, но отполирован и крут. Мы стали разочарованные: перевала нет, есть непроходимый барьер.          Однако, перелезая через гигантские камни, мы уже через четверть часа подошли к подножию травянистой полоски, по которой между частями "подковообразного" ледника, поднялись без труда. "Подковообразный" ледник карты в действительности оказался состоящим из пяти независимых ледников прилипших к крутому гладкому склону хребта, но не будем останавливаться здесь на их описании и на многочисленных отклонениях карты от действительности, подробно отмеченных нами.          Упомянутый подъем к перевалу лежит между третьим и четвертым ледниками, считая с востока, причем пятый ледник, самый большой и красивый, лежит выше всех, кончаясь на высоком обрыве. От верха заросшей травой осыпи - единственный путь к перевалу - путь влево между бараньим лбом и примыкающим к нему маленьким снежничком. 3-4 шага под этим полем по скале самые рискованные, а за ними можно по выветрившимся скалам выйти на гребень. Перевал, который следуем назвать Псырсом был открыт.          С него открылась чудная панорама на юг, на Ашимхур и на западную часть Чедымского хребта. Здесь было видно огромное синее озеро, лежащее где-то высоко в районе р.Мура или западнее. На имевшемся у нас листе одноверстной карты его нет, следующего к западу листа этой карты у нас не было, а на 5-тиверстной карте тут не помечено вообще ни одного озера. По-видимому мы обнаружили новое большое озеро. От перевала в Абхазию уходит глубокое ущелье, соединяющееся сначала с ущельем ведущим с перевала Магана, а затем с Южным Псышским. Спуск с перевала (2837м по нашим измерениям) идет вправо до морены и крутой осыпи над висячим ледничком справа на южном склоне хребта. Оттуда можно спуститься на травянистое дно ущелья и на левом отроге ущелья внизу уже был виден пасущийся скот...          С нового перевала Псырс мы вернулись в лагерь засветло. Так как запас наших продуктов был, как говорилось, в жалком состоянии, а у Абдулы вышел айран, который он предпочитал нашей каше, то я перед уходом шутя наказал Абдуле, поскольку ему делать будет нечего, достать нам любой пищи, хоть "звериной", хоть рыбной. Жалуясь на недостаток червяков в этих местах, он все же притащил 18 форелей средней величины. Мы их сварили и съели без соли. Форель исчезла, голод остался. Поэтому принялись за гречневую кашу, которая без масла и соли вкус имела довольно гнусный. Но что поделаешь? На завтра до прихода в аул у нас оставалось по две галеты и больше ничего.

Вернуться к оглавлению

Вернуться к предыдущей главе

Перейти к следующей главе